Представители ООО ЧОО «Спец-Групп» и ООО «ЧОП «КОМАНДОР-2 Л» 26 апреля посетили экспозицию «Подвиг Народа».

— На этой экскурсии понимаешь, что это был действительно подвиг всего народа, — говорит Сергей Михайлов (ООО ЧОО «Спец-Групп»). — Ты идешь по залам и узнаешь, как спасали раненых медики, об ученых, благодаря которым в СССР было налажено производство пенициллина, о рабочих на заводах. А венец этого — последний зал, взятие Рейхстага. Ты как будто сам проходишь этот огромный путь вместе со страной. На экскурсии я уже второй раз и с удовольствием схожу снова.

Узнавая о тех тяготах, которые преодолели наши предки, остается только поразиться силе их духа. Нелегко бывало не только в бою, но и в затишье.

Есть такое выражение: «окопная правда». Это война, лишенная приукрашивания и публицистического пафоса, рутинная, трудная, грязная. После окончания Второй мировой войны некоторые теоретики рассуждали, что на смену окопной войне навсегда пришли высокомобильные, динамичные конфликты. Но реальность внесла свои коррективы. Не лишним будет вспомнить, каким был окопный быт красноармейцев в ту давнюю пору.

Редко жизнь на передовой была комфортабельной. Зимой замерзает даже оружейная смазка, а хлеб превращается в кусок льда, летом не скрыться от жары и раскаленной пыли.

Писатель В. А. Закруткин так рассказывал о быте солдат на фронте в 1942 году: «Кусок хлеба, спрятанный в вещевом мешке, превращается в липкий клейстер. Затвор и ствол винтовки ржавеют. От мокрой шинели идет пар. Сапоги покрываются зеленью. Везде тебя настигает проклятый дождь, и всюду слышится смертельно надоевший звук чавкающей, хлюпающей, брызгающей грязи. На дне окопа — вода; в землянках — вода; куда ни прислонишься — мокро; к чему ни прикоснешься — грязь».

А вот свидетельство участника боев на Карельском фронте Ю. П. Шарапова: «Вдосталь натерпелся наш солдат в дни войны в Заполярье, где морозы корежили землю, снег слепил глаза, где вода неотступно преследовала человека, и он радовался каждой сухой кочке; где набухшие от дождя болота проглатывали людей до пояса; где земля, белая и красная, тверда, как бетон; где в летний полдень жарко, а в полночь не согреешься у костра».

В дошедшем до нас письме домой красноармеец С. И. Страхов описал обстановку в окопах: «А можешь себе представить, как сейчас на передовых, позавчера я провел там целые сутки. Темь — в глаз коли, в траншеях — вода, бойцы попеременно и непрерывно работают по выброске грязи и зорко следят за противником. Я знаю, что ты не воображаешь, что такое передовая. Вот я шел ночью, кругом как будто бы безлюдье, а посмотришь повнимательнее — кругом жизнь. Тысячи людей сидят в земле. Вот траншея — это извилистый глубокий ход... Там и тут приютились маленькие земляночки. Входили в одну-другую. Тут горит свечка, топится маленькая печка. Здесь отдыхают, там сидят, беседуют или что-нибудь читают, пишут письма и т.д. Здесь человек не только борется с врагом, но борется с природой, с непогодой. Это люди, мужество которых трудно переоценить. Это герои».

Окопаться — первейшее правило. Хоть немного: вырыть в чистом поле яму на два штыка, накрыть плащ-палаткой. Вроде немного — а и заметить тебя, слившегося с землей и травой трудно, и осколки уже проходят над головой.

Артиллерист П. В. Синюгин вспоминал: «Чтобы выжить, нам землянка не нужна была. Землянка — это уже обширное помещение, два на два метра. Нам же хватало узенького ровика. Делали подкоп, как мы называли, «лисью нору». Там один сидит, дежурит, остальные отдыхают, если боя нет».

Блиндаж — в общем-то, тоже яма, но поглубже и накрыта она бревнами. Внутри — проход да места для сна по сторонам. Спать можно на настеленных ветках, поверх которых брошена плащ-палатка. В центре — печь или костер. Печь обычно импровизированная: часто простая железная бочка с двумя отверстиями — для дров и для дыма. Каска служит умывальником.

Благоустроены такие жилища были совершенно по-разному: в зависимости от дисциплинированности подразделения, возможностей, климата, подвижности фронта на участке. Боец кавалерийского батальона В. Ге рассказывал о разных видах фронтовых жилищ: «Есть землянки, где сухо, чисто, тепло. Нередко играет патефон, навевая воспоминания мирной жизни. На стенках развешаны фотографии родных, картинки, портреты. А в других землянках клопы, вода проступает через пол, холодно. Однажды, когда я спал в такого рода землянке, я проснулся, чувствуя, что на моей голове сидит крыса. В другом случае я всю ночь провел на воздухе, т.к. была уйма клопов. Они десятками падали на тебя прямо с потолка».

Скученность людей создавала постоянную угрозу эпидемий. Но наша медицинская служба работала блестяще, так что обычно их удавалось оперативно купировать. У немцев это получалось хуже. В 9-ой армии вермахта, наступавшей на Москву и завязшей подо Ржевом, в декабре 1942 года количество заболевших сыпным тифом сравнялось с количеством раненных.

В тяжелых фронтовых буднях возникало подлинное товарищество между сослуживцами. Без такой спайки подразделение было неспособно выжить в суровых боевых условиях. Участник войны Д. Самойлов говорил: «Отношения между собой у фронтовых солдат, как правило, были дружеские… Наши командиры проявляли о нас заботу, были просты в обращении, ничего не заставляли делать зря, да и жили примерно так, как жили мы, одинаково разделяя с нами все опасности и превратности фронтовой жизни. Но на фронте не специально подбирались добрые, заботливые, смышленые и смелые командиры — на фронте была необходимость смелой и взаимной выручки, справедливости и заботы. Командиру, не обладающему подобными качествами, не поверят в бою…»

Командир должен был подавать пример солдатам. И тот, кто обладал для этого необходимыми качествами, чаще других рисковал собой. Именно на долю взводных и ротных офицеров пришлись наиболее высокие безвозвратные потери в Красной Армии.

Пожалуй, главное отличие окопной жизни от мирного быта — психологическое. Солдат постоянно, каждый день, каждую минуту рискует жизнью. И это близкая к невыносимой психическая обстановка. Но в том и величие наших предков, что они находили в своих душах высокие, патриотические мотивы, позволявшие преодолевать любые тяготы.

«Страх за собственную жизнь, а порой, не скрою, и обреченность чувствовал, наверное, чуть ли не каждый из пехотинцев, наиболее из всех родов войск, выбиваемых фронтом, — вспоминал бывший командир пулеметного взвода В. Плетнёв. — Но все-таки выше, сильнее чувств каждого из нас как индивидуума было наше общее солдатское чувство и сознание, что без всех нас, без тяжелых потерь, без фронтового братства, взаимовыручки победы не добыть, и мы говорили: «Если не мы, то кто? Лишь бы хватило нас на Победу! Скорей бы!» Наверное, такое чувство и есть чувство долга».

 Пресс-служба СРО Ассоциация «Школа без опасности»